У меня не
хватало времени даже на то, чтобы все это как следует изобразить. Достаточно,
чтобы поняли, что я хочу сказать. А о том, чтобы завершить и отделать мои
творения, пусть уж позаботятся грядущие поколения. Но Гала была другого мнения.
Словно мать страдающему отсутствием аппетита ребенку, она терпеливо твердила:
- Полюбуйся, малыш Дали, какую редкую штуку я достала. Ты только попробуй, это
ведь жидкая амбра, и к тому же нежженая. Говорят, ей писал сам Вермеер.
Надув губы и с отвращением взирая на находку, я как мог отнекивался:
- Да-да1 Что и говорить, конечно, у этой амбры есть свои достоинства. Но ты же
прекрасно знаешь, что у меня нет времени на такие пустяки. Есть вещи поважнее.
У меня есть потрясающая идея1 Вот увидишь, все от нее просто обалдеют, а уж
особенно сюрреалисты. Даже не пытайся меня отговаривать, представь, этот новый
Вильгельм Телль уже дважды являлся мне во сне1 Ясно, что я имею в виду Ленина.
Я хочу написать его с ягодицей трехметровой длины, которую будет подпирать
костыль. Для этого мне понадобится пять с половиной метров холста... Я обязательно
напишу своего Ленина с этим его лирическим аппендиксом, чего бы мне это ни
стоило, пусть даже за это меня исключат из группы сюрреалистов. На руках у него
будет маленький мальчик - это буду я. Но он будет смотреть на меня людоедскими
глазами, и я закричу: "Он хочет меня съесть!.."
- Но вот уж об этом-то я Бретону не скажу! - добавил я, погружаясь в состояние
той глубочайшей возвышенной задумчивости, в которой мне нередко случается
омочить себе штаны!
- Ну что ж, договорились,- вновь нежно вступала Гала.- Завтра же принесу тебе
амбры, растворенной в лавандовом масле. Правда, это будет стоить целое
состояние, но все равно хочу, чтобы ты воспользовался ею, когда будешь писать
своего нового Ленина.
Лирическая ягодица Ленина, к моему великому разочарованию, совершенно не
шокировала моих сюрреалистических друзей. Это разочарование даже вселило в меня
некоторые надежды. Раз так, можно пойти дальше и... попытаться осуществить
невозможное. Моя мыслительная машина, оснащенная стаканчиками с горячим
молоком, привела в негодование только одного Арагона.
- Пора кончать с этими эксцентричными выходками Дали! - в сердцах воскликнул
он.- Теперь все молоко должно принадлежать детям безработных.
Бретон взял мою сторону. Арагон же выглядел просто посмешищем. Этой выдумке
впору было рассмешить даже моих строгих родственников - правда, Арагон уже
тогда исповедовал некие вполне жесткие политические взгляды, которым суждено было
со временем завести его туда, где он пребывает ныне, то есть, проще говоря,
практически в никуда.
|